Friday, January 1, 2010

Этот мир придуман не мной



"Иногда мне кажется, что городов не существует. Существует только наше отношение к ним. Я успел намотать много километров – поездами, самолетами, автобусами, даже междугородними троллейбусами. И новые города воспринимаются мной как сложноорганизованные живые существа.
Я жил в четырех городах, и три города я полюбил, а один – ненавижу.
Я люблю Кишинев, в котором родился, это мое «место силы». Пусть часы на площади больше не играют «Мой белый город, ты цветок из камня», пусть переименованы все улицы – я узнал свой город, как только вышел из аэропорта после двадцати лет разлуки. И город узнал меня. Нигде больше я не чувствую себя настолько дома, хотя так и не решился зайти в свою бывшую квартиру. И нигде больше я не смогу съесть заму – простенький суп с домашней лапшой и светлым домашним квасом. Попробуй, найди в Москве этот квас.
Я люблю Калининград, в котором прошло мое отрочество. Мягкий климат города у моря, запах балтийского холодного пляжа, остовы кораблей на реке, в которой целлюлозно-бумажная промышленность убила все живое, и совать палец в эту реку я поостерегусь. Туда я лечу, никого не предупреждая, чтобы позвонить в дверь родителям, которые скажут родне – «сын на обед заехал». Там я брожу иногда вокруг «хрущобы», которую когда-то получили родители, как молодые специалисты, и которая снится мне до сих пор. Нынешняя родительская квартира таких эмоций не вызывает – я прожил там недолго, и уехал оттуда в Питер.
А в Питере я не прижился. Там нужно уметь жить, ходить по нему на мягких широких лапах, чтобы не провалиться под тонкий лед культурных достояний в холодную, бездонную топь. Я совсем другой, и город не принял меня. Он медленно и равнодушно пережевывал мою жизнь, пока однажды я не напился в баре. Тогда я вышел на улицу, посмотрел в слепое белое небо летней ночи, взметенный мост, костер в подворотне, и, поймав такси, уехал на Московский вокзал в чем был. Чтобы жить в Москве почти уже 10 лет.
Я не люблю Питер, но скучаю иногда по нему отчаянно, как скучают по бывшей жене, понимая, что уже ничего не получится из осколков прошлого, что не стоит поддаваться соблазну общих воспоминаний за рюмкой коньяка. Или в такие моменты скучаешь по собственной юности, которая прошла под этим низким небом?
Но я знаю: стоит мне приехать в город, как у меня начнется аллергия. Или грипп. Или, как в последний приезд, я сам себе сломаю палец на ноге, прищемив его дверью. Города все помнят.
А сейчас я пишу этот текст под звук летнего ливня за окном московской квартиры. Я давно обжился в Москве, привык к пробкам и к тому, что не у кого спросить дорогу – местные жители не знают, что у них за углом. Мне комфортно в быстром ритме города, я уже знаю его гораздо лучше, чем частные извозчики, и у меня больше не проверяют документов в метро. Видимо, я усвоил урок, который дали мне приехавшие в Москву раньше: «Ну что ты ходишь, как вареный, и улыбаешься? Шаг должен быть быстрым и уверенным, выражение лица – непринужденным, как будто только что съел дохлую крысу. Без кетчупа».
Такое лицо у меня в метро. Я знаю, я как-то свое отражение увидел в окне поезда. Но мне хорошо в Москве. У меня есть свой тайный маршрут счастья, и я уже знаю о том, что счастье – понятие ретроспективное. Я говорю: «я был тогда-то счастлив», и больше не говорю – «я был бы счастлив, если...».
Счастлив я был только-только приехав в Москву. Когда шел по солнечной позднемайской набережной в шесть утра, щуря пьяный от солнца глаз, держа кого-то за руку – уже не помню кого.
И когда мне хочется почувствовать счастье – мне всего лишь надо хмельным ранним утром проехать тот же маршрут – мимо старой мечети, мимо того дерева, на северо-запад, обгоняя солнце.
Города запоминаются разным. Горячим ветром Краснодара, четкими указателями Самары, пылью и октябрьской жарой Грозного, случайным страстным сексом Риги, уютом Ольштына, отчаянием Амстердама, стертыми в кровь ногами Берлина.
В этом сборнике есть место памяти о жестокой завораживающей Африке, о хайвеях Америки, о Японии, которую можно пытаться постичь всю жизнь – и так и не суметь, Япония не принимает чужаков. О турецких сладостях и итальянской пасте.
«Этот мир придуман не нами», но нами он запомнен и запечатлен, стены нашей памяти увешаны полароидными снимками городов. Хотите посмотреть?"
Полный адрес материала: Алмат Малатов.

No comments:

Post a Comment